Мне всегда казалось, что история нашего Раскола имеет какое-то особенное значение, скрытое как от участников драмы 17 в., так и от нас, до сих пор. Что-то есть провиденциальное, нераскрытое в этой истории, и невозможно согласиться ни с одной из версий Раскола – ни с «официальной», ни со старообрядческой.

Невозможно выбрать. Пока живо русское сердце, оно не останется безучастным ни к мытарствам и воплям Аввакума, ни к подвигу Павла Коломенского, ни к ревности и мужеству защитников Соловецких. Но и к проекту патриарха Никона – Теократии, ополчившейся против Царства антихриста и противостоящей ему всей крепостью, всей мощью Вселенского Православия, — не останется безучастно русское сердце, пока оно живо.

Так вот и суждено ему, сердцу, раскалываться, разрываться между двумя равно притягивающими идеалами: между чистотой своей веры и вселенскостью Православия, между жаждой личного спасения и страстным желанием спасти мир от антихриста – спасти, даже ценой принесения в жертву себя и своего, самого дорогого, единственного, что есть, своего Исаака – чистоты русской веры.

Ясно одно: Враг должен быть уничтожен любой ценой. Только в данном случае, какова цена, не совсем ясно. То ли надо спасаться в лесах, то ли, напротив, выходить из лесов в чистое поле, на поединок.

До Раскола Русь была антихристу не по зубам. 1666 — 1667 — годы великого перелома, трещины на теле Руси. Андрусовское перемирие узаконивает первую экспансию России на Запад. Совершается первый дипломатический маневр: Потёмкин едет в Европу уговаривать королей на войну с турками. На Оке строится корабль "Орёл". Всё это свидетельствует о начале Российской Империи.

Но рождение уже содержит в себе смерть: в те же самые годы Никон лишён сана, Аввакум предан анафеме, а Собор анафематствован как Никоном, так и Аввакумом. Самодержавие возвышено и над Православием, и над народностью. Рождается антигосударственная идеология старообрядцев.

Эти годы — смерть Святой Руси, трансформация идеи святого Царства: 1) в идею святого народа, отдельного и противостоящего государству (Семён Денисов); 2) в идею Церкви, строго отделённой от государства, стремящейся к надгосударственному объединению всего Православия (Никон). Потом развернётся в полную силу ещё и 3) – идея великого государства, поглотившего народ и Церковь (Пётр I и Феофан Прокопович).

Однако, русский Раскол, несомненно, имеет не только внутреннюю значимость. Раскол Святой Руси, разделение Церкви, которую не одолеют врата адовы, совершающийся (я настаиваю на этом) не по злой воле участников. Можно найти и увидеть в этой истории коварных греков, лукавых патриархов восточных, излишнюю крутость патриарха русского, чрезмерную горячность и гордыню его противников; наконец, Царя, оказавшегося не на высоте положения, — но прямой злой воли русских людей в истории Раскола нет. И нет такой провинности, за которую можно было бы так покарать. Если западные европейцы заслужили свою Реформацию, то Русь, осмелюсь сказать, Раскола не заслуживала. Сдается мне, это было не попущение Божие, но Промысл.

В чем же смысл?

Раскол происходил в преддверии и после страшного 1666 г., перед лицом как бы свершавшегося Конца. Все участники драмы и были, каждый на свой лад, устремлены к Концу. В свете Конца, думается, и будет окончательно понят смысл совершившегося. Конец раскроет всемирное значение этого кажущегося глубоко внутренним нашим, события.

Скоро, скоро западные народы потекут к нам. Кто-то сомневается? Я же мню, потянутся, ещё в очередь встанут, как римские солдаты времен императора Константина или как теперь стоят православные в долгой очереди к блаженной матушке Матроне. Духовный голод не тетка. В царстве Закона вечно жить не будешь. Требуется Благодать. А потому – потекут. Когда западные народы очнутся от спячки (а они очнутся – перед лицом ли мусульманской угрозы или как-то ещё), они увидят, что вера их не спасает. И тогда – они потянутся. Вне Церкви спасения нет; католичество и протестантство не суть Церковь. Вера на Западе давно не испытывалась. Час испытания придет. По тому, как вела себя Европа с Наполеоном и Гитлером, предвидится, как она будет вести себя и с антихристом. Наша вера выдержала многие испытания. Господь, зная натуру человеческую, не давал все это время (в том числе и через Раскол) русской вере остыть.

Но есть и другой смысл. Предельный апокалиптический смысл русского Раскола. Перед лицом антихриста Христианская Церковь объединится. Но не так, как ее желают объединить теплохладные экуменисты, не так, как мечталось в конце позапрошлого века Вл. Соловьеву. Католики и протестанты просто перейдут в Православие. Иного пути у них нет, и никакое иное «объединение церквей» невозможно. Причем католики, несомненно, будут переходить в новый обряд, который им ближе, а протестанты найдут то, что ищут, в старообрядчестве. Ибо это и есть вера апостольская, которую они искали у себя, но не могли найти. Сами по себе – ни католики с протестантами, ни новообрядцы со старообрядцами не объединятся. Объединиться можно только так: крест накрест. И, само собой, без какого бы то ни было «папы». Папа, если католицизм не отступит совсем и не сдастся на «милость» Сына Погибели, займет свое место обыкновенного патриарха, разве что первого по чести, как это было на Вселенских Соборах. Это и будет настоящий Восьмой Вселенский, который не признает власти антихриста.